Встреча с прошлым - Страница 42

— Значит, — произнес он дрожащим голосом, — ты простила меня?

Слезы заливали лицо Уны, она чувствовала их соленый вкус на губах.

— Простить тебя, — шепнула она, — мне легче всего.

— О Господи!

Корделл сжал Уну в объятиях и уткнулся лицом в изгиб ее шеи. Губы его дрожали, прикасаясь к ней. Щека вдруг стала мокрой, и Уна поняла, что он тоже плачет. Он так крепко обнимал ее, что она едва могла дышать.

— Я тоже хотел, чтобы мы были вместе, давно хотел. И, конечно, эта комната предназначалась для нас с тобой. Но сегодня, когда Эмили открыла мне глаза и я понял, как неправильно судил о тебе, как мучил тебя и заставлял страдать, я поклялся, что поступлю так, как ты захочешь, Уна. Если ты решишь, что наш брак будет фиктивным, я не буду настаивать на своем. Я недостоин тебя и не заслуживаю твоего прощения. Неужели ты забудешь, как жестоко я обращался с тобой?

— Это все в прошлом, Корделл.

Он поднял голову и обхватил ее лицо ладонями, не сводя с нее глаз, в которых стояли слезы.

— Что-то очень дорогое ушло из моей жизни с потерей твоей дружбы. Но мне всегда казалось, будто было что-то еще, неизмеримо большее. Я никак не мог понять, что же это. И никогда не понимал, почему одна мысль о том, что ты могла быть с другим, приводила меня в ярость. — Он погрузил пальцы в ее шелковистые волосы. — Когда в то лето мы с Дейзи приехали на озеро, я еще был ослеплен любовью к ней. Но и тогда при виде того, как ты бежишь по пляжу навстречу, чтобы обнять меня, такая прекрасная в своей чистоте, сердце у меня болезненно сжалось. Я не мог логически объяснить эту боль. В тот момент я лишь подумал: не хочу, чтобы ты когда-нибудь стала другой. Теперь я понимаю: то, что я тогда испытывал, и было любовью. Самой прекрасной и истинной любовью, которая начинается с дружбы и чудесным образом переходит в нечто большее. Мне бы задуматься тогда, дорогая, но я этого не сделал. Никогда не прощу себе, что посмел заподозрить тебя! Теперь я хорошо знаю, Уна, что люблю тебя такой любовью, которая не идет ни в какое сравнение с тем чувством, которое я испытывал какое-то время к Дейзи.

Уне казалось, что от счастья у нее вырастают крылья, которые возносят ее в вышину, где она сможет дотронуться до звезд.

— Я уже в раю, Корделл? — шепнула она.

Его широкая улыбка могла бы осветить даже безлунную ночь.

— Да, мой ангел, мы оба в раю, в нашем раю.

В глазах Уны, еще блестевших от слез, светилась любовь, которую она вынуждена была долгие годы скрывать глубоко в своем сердце.

— Как долго я ждала, пока ты повзрослеешь, Корделл Паркер!

Он засмеялся так радостно, так молодо, что сердце Уны запело от восторга. Свершилось! Чудо свершилось!

— И ты никогда не уставала ждать? — Он нервно теребил перламутровую пуговку глухого ворота ночной рубашки, не сводя с Уны любящих глаз.

— Никогда.

Он насмешливо поднял брови.

— А как же Патрик Трентон? И все те любовники по пятницам, которые так раздражали твою бабушку?

— Приятели, Корделл. Все они просто приятели.

— У меня кулак чесался по твоему хирургу, когда он поцеловал тебя в ресторане. Ты моя женщина, только моя, черт возьми, и я никому на свете тебя не отдам!

— Так вот что заставило тебя передумать и принять мое предложение! — Сердце Уны забилось сильнее, как только Корделл начал расстегивать пуговки ее ночной рубашки. — Ты так же приревновал меня к Патрику, как я тебя к Розали.

— Значит, я был прав? Ты разозлилась, когда она…

— Разозлилась? Господи, да я готова была выцарапать ее бесстыжие глаза!

— Именно эту цель я и преследовал! — самодовольно проговорил Корделл.

— О Корделл! — Уна счастливо улыбнулась и обвила руками его шею. — Никто никогда не встанет между нами, моя летняя любовь!

— Моя вечная любовь! — Глаза его затуманились желанием, он поднял Уну на руки и понес на кровать.

— Если бы я знала, что мы будем сегодня вместе, — шепнула она, — я бы нарядилась в черный шелк.

Горящий взгляд обжег ее.

— Черный шелк может надеть любая, — хрипло сказал он. — Ты говорила, что у тебя нет подарка для меня? — Он бережно опустил Уну на постель и притянул ее к себе. — Ты не понимаешь, что твоя невинность — самый драгоценный для меня подарок.

Ночная рубашка соскользнула с плеча. Корделл бережно, но властно ласкал душистую кожу шеи, плечи, грудь.

— Ты помнишь, — тихо спросил он, — как я говорил, что хочу, когда буду любить тебя, чтобы твои волосы, разметавшиеся по подушке, серебрились в лунном свете?

— Помню, милый.

Корделл расправил шелковистые пряди на подушке.

— Ты прекрасна, — шепнул он, — ты еще прекрасней, чем я представлял.

— Ты мечтал об этом?

Он перецеловал каждую прядь ее волос.

— С тех пор, как мы снова встретились, много, много раз!

— А о чем еще ты мечтал? — лукаво и одновременно застенчиво спросила Уна.

— Я мечтал об этом. — Он поцеловал ее в лоб. — И об этом. — Он поцеловал ее в нос. — И об этом…

Губы Корделла приникли к ее губам. Уна и не представляла, что можно целовать так, как он. С восторженным всхлипом она обвила руками его шею и отдалась настойчивой властности его желания. Он овладел ею с любовью и утонченным искусством, увлекая за собой в чувственный рай, где прошлым обидам и старым летним секретам места не осталось.

Но позже, когда на небе заалела утренняя заря, а Уна почти заснула в объятиях Корделла, тревожная мысль вдруг разбудила ее.

— Ты спишь? — шепотом спросила она.

— Нет, — сонным голосом ответил он, — не сплю.