Смех разрядил напряженную атмосферу, которая то и дело зависала над ними на протяжении всего вечера. Сойдясь на том, что надо спасти хотя бы остаток вечера, они объявили перемирие. Корделл заказал горячий кофе с ликером, и они спокойно посидели еще с полчаса, болтая о книгах и фильмах, пока Уна не взглянула на часы. Вздохнув, она поднялась.
— Пора идти, уже поздно.
Светила яркая луна, и воздух, прогретый за день, окутал их теплом. Может, вино и ликер были тому причиной, но возвращалась Уна в мечтательно-приподнятом настроении. Она всегда любила бродить в летние ночи, когда все вокруг преображалось, словно с последними лучами солнца оживала изначальная сила таинственного очарования природы.
Но еще больше ее влекло в ночь невыразимое чувство, возникавшее у нее при взгляде на звездное небо.
— Уна!
Она обернулась на голос Корделла, вырванная из плавного течения мыслей, и увидела, что он остановился. Она тоже остановилась.
— Да? — В лунном свете его лицо предстало перед ней графическим изображением абсолютной мужской красоты. Как жаль, что я не портретист, подумала Уна, а то запечатлела бы его таким навеки.
— Я насчет твоего предложения…
От этих слов Уна спустилась с небес на землю и растерянно посмотрела на него. Она уже позабыла о своем предложении, полагая, что и он забыл. Корделл утром ясно дал понять, что оно его не интересует. Почему он вдруг заговорил об этом? По его глазам она ничего прочитать не смогла.
— Я принимаю его.
Уна решила, что ослышалась.
— Ты… Что ты сказал?
— Мы поженимся.
С озера налетел холодный ветер, и Уна поежилась. Ей никак не удавалось собраться с мыслями. Корделл снял пиджак и накинул ей на плечи. Уна на секунду закрыла глаза. Слишком стремительно развиваются события. Куда они их заведут?..
— Ты сказала, что твое предложение действительно до полуночи. Надеюсь, я не опоздал? — Он посмотрел на часы. — Нет, у меня в запасе еще несколько минут. Но ты, кажется, растеряна. Передумала?
Уна плотнее закуталась в пиджак, еще хранивший тепло и запах хозяина.
— Нет, не передумала.
Снова повисло напряженное молчание. На этот раз первой нарушила его Уна:
— Надо все продумать.
— Прежде всего, надо сказать Марси.
— Я сама ей все скажу и объясню.
Он помолчал немного и спокойно согласился.
— Да, так будет лучше. Но больше никто не должен знать. Только сообщить… без объяснений.
— А что мы скажем? Что безумно и страстно влюблены друг в друга и только сейчас это поняли?
— Все так и подумают. С Энтони я поговорю утром. Особых проблем с ним не предвижу, ты ему нравишься. Ну, поскольку ты не против, мы поженимся как можно скорее, чтобы свести на нет притязания Элисон.
— Да, Корделл, хорошо.
— Венчание скромное?
И тут Уну потрясла запоздалая реакция. Тщетно пыталась она взять под контроль вихрем закружившиеся в голове мысли. Она выходит замуж за любимого человека!
Эти слова звучали в ней снова и снова. В это невозможно было поверить, сбывалось то, о чем Уна мечтала еще будучи девочкой-подростком. Но каким образом! Наконец голос Корделла пробился сквозь плотный хоровод ее мыслей и чувств, и к ней вернулось ясное сознание.
— Ну, не совсем скромное. Я выхожу замуж впервые и хочу, чтобы в этот день рядом были мои друзья. — Она черпала силы в его удивлении и мужество в его растерянности. — Венчаться я буду в белом свадебном наряде.
Корделл не удержался от язвительного замечания:
— В белом венчаются только девственницы. Так уж принято.
— Это моя свадьба, Корделл. — Хорошо, что луну закрыло облако и он не видит ее страдальческих глаз. — Мне решать, что я надену.
— Как скажешь. Действительно, наряд должен впечатлить суд, очко будет в мою пользу. Антураж решает все!
Ах, Корделл, думала несчастная Уна, как ты заблуждаешься! Но спорить не стала. А то можно и проговориться.
— Уна, мне любопытно, что тебе, лично тебе, дает такое замужество?
Единственное наслаждение — видеть тебя каждый день, хотелось крикнуть ей. Но кроме того, страдания одиноких бессонных ночей, мучительные слезы по невозможному — по твоей любви…
— Готового сына, Корделл, ребенка, любовь к которому уже живет в моем сердце. Остальное — пустяки. У меня остается свобода работать, жить по своему желанию, иметь своих друзей, от которых я не намерена отказываться. Вот только придется отказаться от своей квартиры. Полагаю, для семьи ты приобретешь отдельное здание?
— Здание? Ты имеешь в виду дом?
— Дом — это совсем другое. Дом купить нельзя, он создается взаимной любовью.
— Я люблю своего сына, и, надеюсь, он любит меня.
— Но ты не любишь меня. И неважно, насколько мы с Энтони будем любить друг друга. Наши отношения с тобой не дадут нам возможности создать настоящий дом.
Они дошли до травяной дорожки, ведущей к дому Корделла, и остановились под поникшими ветвями старого вяза. Лунный свет, проникавший сквозь листву, осыпал их лица светлыми крапинками.
— Ты ошибаешься, Уна. Нельзя сказать, что я не люблю тебя. Мне только временами не нравится твое поведение. Но когда мы поженимся… — Корделл положил ладони ей на плечи. К изумлению Уны, пальцы его дрожали. — У нас будет настоящая семья и настоящий дом. Если мы, конечно, расстанемся с прошлым и начнем все заново. Только, — пальцы его сжались, причинив ей боль, — если ты не будешь слишком засматриваться на других. Иначе я…
— Нет! — Весь ужас ситуации дошел наконец до сознания Уны, и она отпрянула от него, прижавшись спиной к стволу вяза. — Я думала, ты понял… Я предлагала фиктивный брак, исключительно ради спасения Энтони!